Встать нам не дали, начав окучивать ногами и руками. Как ни странно, помог мне именно инициатор конфликта, растолкав друзей и попытавшись самому разобраться с обидчиком. Заминка оказалась достаточно велика, чтобы я успел слегка отойти и встретить набегающего противника ударом ноги в колено, от которого он улетел на пол рядом со мной, а я тем временем схватился за ножи. Без них мне бы дали встать только в плохих боевиках.
Продолжения банкета не допустил хозяин постоялого двора в комплекте с вышибалой, появившиеся в непосредственной близости с дубинками в руках.
— А ну разошлись, пока дубины не попробовали! — орал хозяин — двухметровый громила с огромным пузом и руками толщиной с мою ногу. Вышибала похожей комплекции и вида, разве что с брюхом поменьше, возможно сын, молча стукнул по руке близлежащего ему противника — серого и орка с обнаженным здоровенным кинжалом в руках. Кинжал упал на пол.
— А ну спрятал кинжалы, щенок! — Это уже мне.
— Повежливее, дружок, — ответил я ему, оценивая обстановку. Когда я выхватил ножи, оппоненты предпочли разорвать дистанцию, сами выхватывая оружие. Даже задира откатился в сторону. Матросова, бросившегося на меня с целью вырубить или разоружить, с риском получить мизерикорд в печень, естественно, не нашлось.
Итак, конфликт перешел из горячей фазы в холодную. На время. Вовремя: еще несколько секунд — и на полу появились бы если не чьи‑то кишки, то кровь точно. Когда у противника численное преимущество, единственный шанс на выживание — атаковать, если убежать не удалось. Убежать бы мне не дали.
Зачинщик ссоры тем временем встал. Кружкой я разбил ему голову, лицо залило кровью, еще повезло, что глаза не вылетели. Без синяков, правда, ему никак не обойтись. Впрочем, не моя вина, что так легко отделался: я бил всерьез.
Ну, все. Выбор сделан. Просто драка — это одно, а вот пролитая в ней кровь — совсем другое. Коли противник меня вызовет, отказаться проблематично, я пролил его кровь, он в своем праве. Общественность не поймет.
— Ты труп, сопляк!
— Не сотрясай воздух, пес, потише, — как можно спокойнее высказал я свои мысли. — Хотя… вообще ты можешь говорить что угодно, поскольку жить тебе осталось недолго.
Все трое моих приятелей с интересом уставились на меня. Хадду тоже перепала пара пинков, Торвальду с Бруни приятели пострадавшего не дали встать из‑за стола, скрутив прямо на месте. Их фиксировали надежнее с самого начала, поскольку мужики выглядели посерьезнее нас, молодежи. Вообще, если же быть точным, мною заинтересовалась вся пивнуха. Интересно, почему? Разве не ясно, что после случившегося без дуэли не обойтись, что бы я ни говорил? И ладно, если мы будем рубиться завтра утром, а не резать друг друга прямо сейчас, выйдя из дверей заезжего дома.
Хозяин, который тем временем успокоился, слупил с нас расчет за выпитое, разлитое, разбитое и недоеденное, после чего выгнал всех действующих лиц во двор, заявив, что кровь ему тут не нужна, для этого есть Круг Богов. А если мы начнем резать друг дружку на его дворе, а не за воротами, то кое‑кто получит стрелу в печенку, уговаривать он никого не собирается. После чего появившийся неподалеку юноша продемонстрировал заряженный арбалет. Похоже, опыт по погашению конфликтов в пивной у хозяина богатый.
Круг Богов был принадлежностью любого достаточно большого города, находясь обычно неподалеку от местного судебного присутствия, короче говоря, судьи. Собственно, по идее представлял он собой почти полную копию того ринга, на котором я укокошил первого своего соплеменника, бедолагу Эрика. Разве что вместо жердей на козлах присутствовал полноценный забор, примерно по грудь. Но исполнял те же функции. Постоянно. Большой город — много жителей и гостей столицы. Много народу — много конфликтов. Много конфликтов — некоторое количество крови в них. Кровь желательно держать под контролем, чтобы ее не стало чересчур много. Для контроля смертоубийства и действовал Круг Богов. Даже при доказательствах наличия смягчающих обстоятельств после поимки в ходе резни на улице получить штраф за неуважение к конунгу, например, мало приятного, поэтому вся наша компания представилась друг другу и начала выяснять, свободна ли данная площадка для выяснения наших разногласий.
Задиру звали Тейт А'Крейген. Его попытки поорать и побрызгать слюной я проигнорировал, разве что повторив нарочито тихим голосом:
— Дружок, потише. Ты слишком разговорчив. Пошли, договоримся, когда нам убивать друг друга, и хватит на этом. — Моя сдержанность явно понравилась моим товарищам.
Хотя попытку друзей поддержать Тейта развеял Торвальд, который дал по морде одному из крикунов, по непонятному совпадению, одному из тех, кто не дал ему встать из‑за стола. Учитывая, что оппонент тоже был немаленьких габаритов и не страдал слабодушием, Торвальд сразу же получил ответный удар. Все присутствующие опять схватились за оружие, к восторгу посетителей харчевни, вываливших во двор вслед за нами, мечтая о продолжении драки. Бруни остался из нас самым спокойным — спеленавшую его парочку уже успел вызвать решить дело оружием, те были рады, под глазом одного из них опухло и наливалось кровью: глаз неудачнику А'Рагг успел подбить еще за столом, прежде чем ему вывернули руки.
До резни на улице, слава богу, все‑таки не дошло. Высказав все, что мы думаем друг о друге и успокоившись, наша компания отправилась к логову местных юристов — забить площадку для разборки и разъяснить обстоятельства дела. Собственно, судья мог дуэли и не разрешить. Нарушать его требования не рекомендовалось. Если после запрета кто‑то из оппонентов рисковал настоять на поединке, то оставшийся в живых мог остаться без головы. За убийство. Если бы до него добрались служители правосудия. Если для вызванного и, несмотря на запрет, принявшего вызов день был неудачным, то отрубить голову могли и ему, хотя в теории он мог отделаться штрафом. Да только у судей не всегда было желание разбираться, кто агрессор, а кто только принял вызов, если оба забили на власть и судью конкретно некий орган. Оправдания, что оппоненты после судилища нанесли друг другу совершенно форс‑мажорные оскорбления, работали довольно редко. Объективную сторону дела было проще оценить как неуважение к ярлу/конунгу и судье лично, и практически всегда с большими на то основаниями.